Петр Киле - Телестерион [Сборник сюит]

Г р а ф и н я (про себя). Он вспомнил эпиграмму. (Вслух.) Ах, вот что тебя мучило в течение зимы! Я все удивлялась. Неужели ревнует столь сильно, совсем, как Отелло, а роль Яго — я знаю — кто играл.

Г р а ф. Что же делать? В это время молодой человек влюбляется в мою жену, что не могло остаться незамеченным при ярких вспышках то веселости, то меланхолии поэта, и что сделало его для меня просто невыносимым. Мне постоянно приходилось сдерживать себя, во избежание скандала, а ему ведь все нипочем. Заметив во мне перемену, он обиделся, будто его все должны любить, и разразился эпиграммой. Чтобы избежать скандала, я написал письмо графу Нессельроде, по ведомству которого Пушкин числится. Постой. Чтобы быть точным и чтобы ты знала, что я старался быть справедливым, вот из письма моего. (Читает): "Я не могу пожаловаться на Пушкина за что-либо; напротив, он, кажется, стал гораздо сдержаннее и умереннее прежнего, но собственные интересы молодого человека, не лишенного дарования, недостатки которого происходят скорее от ума, чем от сердца, заставляют меня желать его удаленья из Одессы. Главный недостаток Пушкина — честолюбие. Он прожил здесь сезон морских купаний и имеет уже множество льстецов, хвалящих его произведения; это поддерживает в нем вредное заблуждение и кружит ему голову тем, что он замечательный писатель, в то время как он только слабый подражатель писателя, в пользу которого можно сказать очень мало…"

Г р а ф и н я (про себя). Это же мысли Александра Раевского о Байроне.

Г р а ф (читает). "По всем этим причинам я прошу ваше сиятельство довести об этом деле до сведения государя и испросить его решения. Если Пушкин будет жить в другой губернии, он найдет более поощрителей к занятиям и избежит здешнего опасного общества. Повторяю, граф, что прошу об этом только ради его самого; надеюсь, моя просьба не будет истолкована ему во вред, и вполне убежден, согласившись со мною, ему можно будет дать более возможностей растить его рождающийся талант, удалив его от того, что так ему вредит — от лести и соприкосновения с заблуждениями и опасными идеями."

Г р а ф и н я. Ах, боже, он погиб! Когда ты это писал?

Г р а ф. Еще в марте.

Г р а ф и н я. Ответа не было?

Г р а ф. Я получил царский рескрипт — знак благоволения. В нем подтверждается, что среди офицеров, стекающихся сюда в сезон морских купаний, очень заметны брожение и вредные идеи. Но о Пушкине никаких распоряжений не поступало. Теперь с его прошением об отставке, очевидно, будут приняты какие-то решения.

               Г р а ф и н яО, если бы ты объяснился с нимВеликодушно, с полным уваженьемК таланту, к личности поэта, стольДля многих притягательных, и он быРаскаялся чистосердечно…

                  Г р а ф                                                   Да,У ног твоих, быть может, чтоб затем,Как дьявол, тут же расхохотаться.Я еду в Симферополь по деламНа месяц, может быть. Прошу тебяПоследовать за мной.

               Г р а ф и н я                                        Зачем бы это?Когда ты брал меня в свои поездкиПо краю? Летом здесь покойно мне.Я жду родных.

                  Г р а ф                            Мы возвратимся скоро.Я думал, ты поедешь следом. Нет,Поедем вместе завтра. Собирайся.

               Г р а ф и н яУжель согласья моего не нужно?Скажи, кто я, невольница твоя?

                  Г р а фДовольно, Лиза. Я несу ответПред Богом за тебя…

               Г р а ф и н я                                      Сама я — нет?

                  Г р а фНапрасно споришь. Мы уедем вместе.Идем к гостям. Нам нужно попрощаться.                   (Уходят.)

2

Дача княгини Вяземской. Княгиня на террасе высоко над морем пишет письмо мужу; слышны детские голоса и звонкий смех Пушкина.

             К н я г и н яВ одну минуту горести забыв,С детьми он, словно отрок милый, весел;Стремглав бежит, хохочет до упаду,А только что вздыхал: "Тоска! Тоска!"Гонимый горем, он бросался в мореИль в гротах исчезал один до ночи;А я, как мать, волнуясь, но покорноЖдала его у моря, жив ли он,Боясь подумать. Между тем как солнце,Пылая вещею личиной бога, —А на закате Гелиос похожНа старца пламенного, лик живой…    (Пишет, иногда проговаривая вслух.)Он обнаружил там пещеру нимф.Он говорит, что Еврипид писалТрагедии свои в подобных гротах,Что, мол, неудивительно нисколько, —Там песнь миров слышна и гимн веков.

           Д е т с к и й  г о л о сАх, Пушкин, где же вы? Идемте с нами!

Показывается Пушкин, поводя руками в полном отчаянии.

Где дети? Что случилось?

                П у ш к и н                                                Ничего.Не беспокойтесь. Грусть напала снова.Такая грусть, хоть плачь, пляши иль пой.О, никогда не буду счастлив я!

                К н я г и н яВ несчастье вашем, Пушкин, больше счастья,Чем в жизни многих смертных; вы поэт…

                П у ш к и нПростого счастья я хочу. Я — смертный.Я жить хочу, а на досуге петь…

                 К н я г и н яЖениться?

                П у ш к и н                    Мне? О, нет! Что музы скажут?

                 К н я г и н яА, вспомнили о музах? Это лучше.Я с ними здесь оставлю вас на время,Сама ж с детьми отправлюсь на прогулку.

                 П у ш к и нЯ лучше спрячусь в доме, как в пещере.Я синих далей моря не могуСпокойно видеть, кораблей на рейде.Не знаю, что удерживает большеМеня на берегу.

                К н я г и н я                               Опять побегУ вас в уме? Куда? Душа поэтаОбъемлет мир…

                 П у ш к и н                              И всюду он изгнанник?

          Ж е н с к и й  г о л о сПосланец Феба, он повсюду дома.

                 К н я г и н яКто здесь?

                 П у ш к и н                    Идите к детям. Я, пожалуй,Вот здесь вздремну, как сам Великий Пан.Мне странно, нынче все чего-то жду.Свершилось в мире иль во мне, не знаю.

                 К н я г и н яО, милый Пушкин, как боюсь за вас.

                 П у ш к и нНет, для меня не страшное как будто,Скорее радостное.

                 К н я г и н я                                  Что? Свиданье?Надеетесь увидеться с графиней?Безумие! Погубите ее.Себя же вы давно уж погубили.

                 П у ш к и нУжель любовь погибель? Вдохновенье,Когда и мука — песенный напев.

                К н я г и н яЧто говорила? Да поможет Феб!                 (Уходит.)

Поэт усаживается за столик, достает какие-то бумажки из кармана и из книжки; задумчивый, он то и дело вскакивает, неожиданно расхохотавшись, выказывая два ряда прекрасных зубов; при этом нет-нет он слышит голоса, то музы, мелькающие перед его большими голубыми глазами, как световые образования.

              1-я  м у з аВпервые вижу я его. Ужасно.И вправду некрасив. Скорей сатир,Кудряв и синеглаз, в рубашке белой,Вскочил, как прыгнул, и смеется звонко.

               2-я  м у з аИ я смеюсь с ним заодно. Он мил.

                  П о э тДа кто же здесь? Я слышу голоса,Смеющиеся весело и нежно,Как ласковы бывают с нами девы,Когда мы юны, обещая счастье,Увы, не нам.

               3-я  м у з а                        Увы? Он слышит нас!Но, кажется, не видит. Мы явитьсяВоочию могли бы?

               1-я  м у з а                                   Да, конечно.Как видит он своих знакомцев в миреЕго же жизни и фантазий чудных,Когда смыкаются и явь, и сон.

               2-я  м у з аПером провел он быстро по бумаге,Схватив сейчас мой профиль, плечи, стан…

               3-я  м у з аЧто ж, покажи скорей ему и ножки,Небось они приглянутся поэту,И будешь явлена, какая есть.

               2-я  м у з аДа не одна, а с вами. К жизни вызвалВсех нас он, Мусагет, и важно весел.

                  П о э тО, музы! В самом деле, это вы?В мечтах я видел вас, но на яву, —Ведь вы явились наяву, — впервые.И я смущен, быть может, потому,Что быть счастливым — новость для меня.Прекрасны вы! И вечно юны, правда?Смущен я и прозваньем Мусагет.Зовут так Аполлона. Как бы бог сейНе наказал меня за самомненье,Когда бы я дерзнул сравняться с ним.

               1-я  м у з аОн предводитель муз на ГеликонеИ водит хороводы для богов.И смертных любит он, как Прометей,И музам он велит сходить на землю,Где предводителя находим мы,Иль он находит нас, по воле Феба.

                   П о э тЯ Мусагет? Служить я не умею.Свобода — мой закон. Но вам, о, музы,Я предан всей душой с лицейских лет.

                1-я  м у з аВы предводитель; музы вашей волеПослушны.

                    П о э т                      В самом деле? Значит, я,О, музы, с вашей помощью взлелеяв,Мой поэтический побег могуСвершить?

                 1-я  м у з а                     Туда, откуда мы?

                     П о э т                                                    Возможно?Не в Грецию, встающую от рабства,Ее сынов я навидался здесь.Кумир их не свобода, — власть и злато,С предательством народа и идей,Высоких, чистых, как везде в Европе.Куда ж бежать? Где мой приют заветный?

                  2-я  м у з аВ обители трудов и вдохновений,В деревне.

                      П о э т                    Как! В деревне? Это сон!

                  1-я  м у з аНо в чем же суть гонений и вины?В стихах пленительных, как сон весеннийО счастие, о славе, о любви?

                 2-я  м у з аС призывом покарать порок на троне.И страха не избыть царям отныне,Вот Мусагет в цепях, как Прометей.

                Х о р  м у з     Свободы сеятель беспечный,          Как пленник вечный,     Что сбросил груз цепей,          Опасен для царей.     И, кроме внутренней свободы,     Что у поэта от природы,      Как вдохновенье и любовь,      Что в сердце вспыхивает вновь,          Нет счастья и отрады          И выше нет награды.

В сиянии света исчезают музы, поэт словно просыпается.